Стр. 278. …Бурцев, буйный забияка… – Это искаженная цитата из известного стихотворного послания поэта Дениса Давыдова (1784—1839) «Бурцову» («Бурцов, ера, забияка»). Князь, желая очернить Муромского, сравнивает его с гусаром А. П. Бурцовым, славившимся в начале XIX века своими озорными проделками и буйством.
Стр. 287. …и по гроб полишинель!!. – Полишинель – комический персонаж французского кукольного театра. В переносном смысле – шут, паяц.
…схватить чин да кавалерию… – Кавалерия – знак отличия, орденская лента через плечо.
Третья, и последняя, пьеса Сухово-Кобылина – комедия-шутка «Смерть Тарелкина» была окончательно завершена в конце 1868 года и напечатана в трилогии «Картины прошедшего» (1869). При жизни автора пьеса не переиздавалась.
Несмотря на все старания и хлопоты Сухово-Кобылина, «Смерть Тарелкина», сразу же по выходе в свет, была запрещена для постановки на сцене, причем этот запрет сохранял свою силу вплоть до 1917 года. Драконовская цензура трех царствований (Александра II, Александра III, Николая II) не соглашалась ни на какие переделки и сокращения текста, которые предлагались автором, страстно желавшим увидеть на сцене свое творение.
В конце 80-х годов Сухово-Кобылин начал перерабатывать пьесу, насильственно приглушая в ней остро– сатирическое звучание. 21 марта 1889 года он пишет своему другу Н. В. Минину: «…Тарелкина в свободные минуты свои переделал. Теперь перелистываю… Вообще сцены в пьесе ладные и живые» .
Однако цензура наотрез отказалась пропустить на сцену и этот «облегченный» вариант «Смерти Тарелкина». Об этом автор с большой горечью сообщает своей сестре Е. В. Петрово-Соловово в письме от 2 февраля 1892 года: «…третью пьесу Феоктистов не пропускает… Я ее изменил, исправил, сделал новый конец по указанию цензуры, но ничто не помогло. Это так мне прискорбно, что я почти заболел» .
Тем не менее Сухово-Кобылин не складывает оружия. Возобновление пьесы «Дело», состоявшееся 3 января 1892 года в Петербурге и имевшее огромный успех у передовой публики столицы, придало новые силы престарелому драматургу. 23 и 24 марта 1892 года он обращается с двумя взволнованными письмами к В. Н. Давыдову, прося его прочесть «Смерть Тарелкина» в присутствии влиятельных петербургских журналистов. Он надеется, что знаменитый артист мастерским чтением расположит их в пользу комедии:
«Понедельник, 23 марта, 92. С.-Петербург.
Любезнейший Владимир Николаевич.
Согласно вашему желанию – но с прискорбием – посылаю вам пьесу, которую так хотелось прочесть обще с вами и переговорить о некоторых опущениях нецензурных штрихов… Пожалуйста, возьмите на вид, что момент этот для меня и частию для вас, то есть вашей роли, есть решительный. Если мы ее не проведем теперь, она погибла навеки… Каждая из моих пьес есть процесс, который и должен выиграть против цензуры и прессы (подчеркнуто мною. – И. Г.) всякими принудительными подходами…
…озлобление цензуры на нее большое – она обречена на вечный запрет – то есть для меня на вечный, ибо мне 74 года – скоро умирать. Прошу вас: помогите .
Р.S. Отмеченное на поле красным карандашом есть новое теперь , сейчас вставленное в 4-е действие, где весь конец изменен, чтобы выпустить допрос Тарелкина, который особенно возмущает цензуру, – и мне кажется, что последняя сцена Оха с доктором достаточно вознаграждает это опущение допроса и даже лучше, окончательнее заканчивает всю трилогию, видеть которую всю на сцене есть мое предсмертное желание» .
Назавтра, во вторник 24 марта, Сухово-Кобылин накануне публичной читки пьесы снова пишет В. Н. Давыдову: «…убедительно прошу, прочтите внимательно хоть один раз эту несчастную пьесу, которую ваш талант может так легко воскресить от ее 20-летней смерти и забвения.
Факельщиков у ней много, а действительных друзей – никого, если вы ее покинете. Для вас это момент внимания, а для нее целая жизнь…»
Но и на этот раз победили «факельщики»: новый вариант пьесы был запрещен. Через несколько лет Сухово-Кобылин снова возвращается к своей «несчастной» пьесе, сокращает ее, приглаживает, смягчает ее трагический колорит, стремится придать ей хотя бы внешне беззаботно-веселое обличье. «Смерть Тарелкина» превратилась в «Расплюевские веселые дни», и под этим новым заглавием она наконец увидела «ламповый свет» на сцене Литературно-художественного театра в Петербурге – 15 сентября 1900 года.
Трехактная комедия-шутка, несмотря на все сокращения, стала «комедией в 4-х действиях», снабженной «оглавлением». Действие первое: «Вступление в должность»; действие второе: «Закуска»; действие третье: «Мечты»; действие четвертое: «Как на свете все превратно». Из текста изъято: посвящение Н. Д. Шепелеву, обращение «К читателю», «Примечание», в котором даются указания насчет сценического воспроизведения пьесы.
В первом действии (I явл.) отсутствует монолог Тарелкина; из него взяты только отдельные фразы, вошедшие в монолог второго явления. Вычеркнуты наиболее острые места: «Прощайте, рыкающие звери – начальники, – прощайте, Иуды товарищи!..» Отсутствует также монолог Тарелкина, в котором дается злая характеристика Варравина. Изъято изречение Варравина об общинах: «…нынче все общинное в ходу…» В эпизоде «Складчины» чиновники весьма облагорожены. По первому приглашению Варравина они «обступают Варравина и подают кредитки».
В знаменитой «заупокойной» речи Тарелкина сделаны сокращения. Вычеркнуты фразы: «Едва заслышит он, бывало, шум совершающегося преобразования или треск от ломки совершенствования, как он уже тут и кричит: вперед!» Купирована фраза о «прогрессе». Сокращен весь абзац об «эмансипации женщин» и т. д.