Еще несколько ударов в колокольчик.
Кречинский (порывисто). Так он хочет, чтоб я его убил на месте?
Отламывает ручку у кресла.
Муромский и Лидочка ухватывают его за руку.
Лидочка. Мишель! Мишель!..
Муромский. Михайло Васильич, ради бога, успокойтесь! Что вы?
Окружают Кречинского.
Кречинский (Расплюеву). Поди, выгони его по шее.
Расплюев (бежит к двери). Сию минуту. (Ворочается от двери, к Кречинскому.) Михайло Васильич! да он, пожалуй, там сам-пят! их, пожалуй, там пять человек!
Кречинский (наступая на него). Пошел! умри, когда приказываю.
Расплюев. Умри, умри! Михайло Васильич! помилуйте! Разве это легкое дело умирать?
Шум продолжается. Слышны голоса:
«Отоприте двери! ломи!..»
Кречинский (вырываясь от Муромского и Лидочки, бежит к двери). Пустите меня: без меня это не кончится. (Сжав зубы .) Я его убью, как собаку.
Федор. Михайло Васильич! частный пристав приказывает нам отпереть двери.
Кречинский (забывшись). Стой, не отпирать!! Первый, кто с места, я ему разнесу голову! (Держит в руках ручку, останавливается .) Полиция! (Глухим голосом .) А! (Кидает в угол ручку от кресла .) Сорвалось!!! (Отходит в сторону .) Отоприте…
Шум. Отпирают двери.
Те же и Нелькин вбегает и бросается к Лидочке;
Бек вбегает за ним в шубе, ищет глазами Кречинского, бросается к нему и становится против него, раскинув руки; в дверях показывается полицейский чиновник.
Бек. Вот он, разбойник! разбойник! Ох ты, разбойник; стекло заложил! под стекло деньги взял, разбойник! (Бегает .)
Кречинский стоит покойно, сложа руки.
Берите его: вот он! берите, берите же!
Лидочка (пронзительно взвизгивает). Ай!!!
Нелькин, Муромский и Атуева кидаются к ней. Кречинский хочет также к ней подойти.
Бек. Стой, стой! Куда, разбойник? ах, разбойник!
Расплюев прячется за Кречинского.
Полицейский чиновник. Никанор Савич, успокойте себя, сделайте одолжение, успокойте себя! (Кречинскому.) Позвольте узнать ваше имя и фамилию?
Кречинский. Михайло Васильевич Кречинский.
Полицейский чиновник (Расплюеву). Ваше имя и фамилия?
Расплюев (совершенно потерявшись). М…и…хайло Ва…ч…а? Михайло Васильич… а?
Кречинский смотрит ему в глаза.
Я… у… у… ме… ня… нет фамилии… я так… без фамилии.
Полицейский чиновник. Я у вас спрашиваю ваше имя и фамилию.
Расплюев. Да, помилуйте, когда я без фамилии…
Кречинский (спокойно). Его зовут Иван Антонов Расплюев.
Полицейский чиновник отходит к другой группе
и говорит тихо с Муромским почти до конца пьесы. Кречинский делает движение.
Бек (кричит). Стой, стой! Держи, держи его! Ай! ай! держи! (Становится пред ним, расставив руки .)
Полицейский чиновник. Никанор Савич! я вас прошу! успокойтесь!
Бек (кричит). Да ведь это зверь! ведь он зверь! уйдет! Держи! Моих шесть тысяч за стекло выдано, за фальшивую булавку! Подлог!.. В тюрьму его, в тюрьму!..
Лидочка (отделяется от группы, переходит всю сцену и подходит к Беку). Милостивый государь! оставьте его!.. Вот булавка… которая должна быть в залоге: возьмите ее… это была (заливается слезами) ошибка!
Муромский и Атуева. Лидочка, что ты? Лидочка!
Бек. А? что, сударыня? (Смотрит на булавку .) Она, она! а? Господи! девушка-то! доброта-то небесная! ангельская кротость…
Лидочка закрывает лицо руками и рыдает.
Кречинский (в сторону, стоя к публике). А ведь это хорошо! (Прикладывает руку ко лбу.) Опять женщина!
Атуева. Батюшка Петр Константиныч! что ж нам-то делать?
Муромский. Бежать, матушка, бежать! от срама бегут!
Лидочка стремительно выходит вон, за нею Нелькин, Муромский и Атуева.
ЗАНАВЕС ОПУСКАЕТСЯ.
Писано в 1862 году
Предлагаемая здесь публике пиеса «Дело» не есть, как некогда говорилось, Плод Досуга , ниже, как ныне делается, Поделка литературного Ремесла , а есть в полной действительности сущее, из самой реальнейшей жизни с кровью вырванное дело .
Если бы кто-либо – я не говорю о классе литераторов, который так же мне чужд, как и остальные четырнадцать, но если бы кто-либо из уважаемых мною личностей усомнился в действительности, а тем паче в возможности описываемых мною событий; то я объявляю, что я имею под рукою факты довольно ярких колеров, чтобы уверить всякое неверие, что я ничего невозможного не выдумал и несбыточного не соплел. Остальное для меня равнодушно.
Для тех, кто станет искать здесь сырых намеков на лица и пикантных пасквильностей, я скажу, что я слишком низко ставлю тех, кто стоит пасквиля, и слишком высоко себя, чтобы попустить себя на такой литературный проступок .
Об литературной, так называемой, расценке этой Драмы я, разумеется, и не думаю; а если какой-нибудь Добросовестный из цеха Критиков и приступил бы к ней с своим казенным аршином и клеймеными весами, то едва ли такой официал Ведомства Литературы и журнальных Дел может составить себе понятие о том равнодушии, с которым я посмотрю на его суд… Пора и этому суду стать публичным. Пора и ему освободиться от литературной бюрократии. Пора, пора публике самой в тайне своих собственных ценных ощущений и в движениях своего собственного нутра искать суд тому, что на сцене хорошо и что дурно. Без всякой литературной Рекомендации или другой какой Протекции, без всякой Постановки и Обстановки, единственно ради этих внутренних движений и сотрясений публики, Кречинский уже семь лет правит службу на русской сцене, службу, которая вместе есть и его суд. Я благодарю публику за такой лестный для меня приговор, я приветствую ее с этой ее зачинающеюся самостоятельностию, – и ныне мое искреннее, мое горячее желание состоит лишь в том, чтобы и это мое Дело в том же трибунале было заслушано и тем же судом судимо.